Санѓедрин
Лист 40
С этого листа начинается новая, пятая глава нашего трактата.
В Мишне читаем:
Показания, которые дают свидетели против человека, свершившего преступление, за которое его могут приговорить к смертной казни (к примеру, убийство), тщательно проверяются. Сначала выясняют семь обстоятельств, имеющих отношение к месту и времени свершения преступления:
1. в какое семилетие это произошло;
2. в каком году;
3. в каком месяце;
4. в какой день месяца;
5. в какой день недели;
6. в котором часу;
7. в каком месте.
Иными словами, проводятся семь расследований.
Далее свидетелям задают множество вопросов, имеющих отношение к составу преступления:
1. был ли свидетель знаком с убийцей;
2. предупредил ли преступника о том, что ему грозит наказание и т. п.
В судебной практике такие вопросы называются проверками.
Талмуд задается вопросом: в чем разница между расследованием и проверкой?
Если свидетель на вопрос, где и когда произошло преступление (то есть — во время расследования), ответил “не знаю”, — говорит Мишна, — показания обоих свидетелей не принимаются. Если же один или оба свидетеля при проверке дали ответ “не знаю”, их показания принимаются.
Почему делают такое различие?
Эта разница объясняется тем, что ложные показания свидетелей во время расследования преступления можно объявить злоумышленными, а тогда и самим свидетелям грозит наказание. Поэтому от свидетелей требуют особой точности.
Если, положим, один из двоих свидетелей говорит, что преступление было совершено 3‑го числа такого-то месяца, а другой утверждает — 5‑го, их показания считаются непригодными для рассмотрения в суде. Но в случае, если один из них сказал — 2‑го, а другой — 3‑го, их показания принимаются. Ведь человек не всегда знает, полным или неполным был предыдущий меся (то есть, когда точно наступило новолуние), а потому ошибка в один день допускается.
То же правило действительно, когда показания свидетелей расходятся на один час. Однако расхождение в два часа делает показания обоих свидетелей непригодными.
Обычно проверяют сначала одного свидетеля, потом — другого. Если то, что они излагают, сходится, начинают искать смягчающие обстоятельства. Если же сам свидетель намерен привести факт, в чем-то оправдывающий подсудимого, или ученик одного из членов Санѓедринасобирается, допустим, высказать что-то, что усугубит его вину, суд не позволяет им это сделать. Потому что свидетель не должен принимать участие в судопроизводстве, а ученику разрешается выступить пред судьями лишь в том случае, если у него есть соображения, способствующие оправданию преступника (и тогда его с вниманием выслушивают).
В свое оправдание вправе высказаться и сам обвиняемый.
Если смягчающие обстоятельства обнаруживают, подсудимого освобождают. В противном случае заседание суда переносят на следующий день.
На следующий день судьи обсуждают дело парами. Если выясняется, что, исходя из каких-либо соображений или фактов, обвиняемого можно оправдать, его освобождают. Если таких соображений и фактов нет, приступают к голосованию. Чтобы вынести приговор о высшей мере наказания, нужен, как мы знаем из предыдущей главы, перевес в два голоса.
Талмуд возвращается к теме расследований и выдвигает вопрос: откуда известно, что требуется произвести именно семь расследований?
Источник такого установления Талмуд находит в Торе, где сказано: “И будешь ты изучать происшествие, и расследовать, и спрашиватьхорошо” (Дварим, гл. 13, ст. 15). И еще сказано: “И изучат судьи хорошо” (Дварим, гл. 17, ст. 4). И наконец, в третьем стихе говорится: “И будет тебе рассказано, и услышишь ты, и будешь изучать хорошо” (Дварим, гл. 19, ст. 18).
Отметим, что слово “хорошо” повторяется во всех трех приведенных цитатах. Это дает нам понять, что все они между собой связаны и говорят об одном и том же — о порядке судопроизводства. Всего в них семь определяющих слов. Отсюда вывод: необходимо производить семь расследований.
Талмуд сообщает, что суд, как мы видели в начале нашего обзора, для вынесения обвинительного заключения, должен задать свидетелям и другие вопросы — о том, знал ли свидетель убитого; предупредил ли преступника о грозящем ему наказании; принял ли тот на себя последствия своих действий (т.е. сказал ли, что идет на преступление сознательно); согласился ли, что, исполнив задуманное, может быть приговорен к смертной казни; убил ли он тут же после предупреждения...
По крайней мере, часть из этих вопросов, пожалуй, покажется странной. Зачем, к примеру, спрашивать, согласился ли преступник с тем, что, исполнив задуманное, заслужит смертную казнь? Разве нормальный человек способен с таким согласиться?
Талмуд объясняет: делается это для того, чтобы, насколько возможно, затруднить вынесение смертного приговора, чтобы максимально исключить осуждение невиновного.
О том, какие результаты приносили подобные правила судопроизводства, красноречиво говорит такой факт: Санѓедрин, который за семь лет всего один раз отправил обвиняемого на казнь, назвали “кровавым”.
Лист 41
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать правила, которые действуют в суде при рассмотрении свидетельских показаний.
Сказал рав Хисда (амора, Учитель Талмуда в Вавилоне; 3‑й век): “Один из свидетелей говорит, что жертва были убита мечом, другой — топором; один свидетельствует, что убийца был одет в черное, другой — что одежды его были белыми... В этих случаях показания не совпадают, но и не противоречат друг другу, и судом принимаются”.
Но разве тот факт, что один свидетель указывает, что на преступнике была черная одежда, а другой утверждает, что белая — не противоречие? — спрашивает Талмуд.
Объясняет рав Хисда: не все так просто как кажется. Возможно, один из свидетелей под словом “одежда” подразумевает платок, которым убийца задушил жертву. И тогда это, по сути, уже не одежда, но — орудие убийства. То есть один из свидетелей сообщает дополнительный факт, который не противоречит тому, что преступник был одет в черное.
Суть правила, определяющего условия, когда показания могут или не могут быть принятыми при рассмотрении дела в суде, состоит в том, чтобы провести различие между свидетельствами, в которых описываются подробности преступления, и теми, которые дополняют картину деталями, непосредственного отношения к факту, скажем, убийства не имеющими. В первом случае противоречия в показаниях играют принципиальную роль, и при их наличии свидетельства не учитываются. Во втором — противоречия решающего значения не имеют.
Однако Мишна нашего листа рассказывает такую историю. Некий Учитель по имени Бен Заккай проверил свидетелей по их описанию черенков смоковницы, под которой произошло убийство. Но здесь, как объясняет Талмуд, имеется в виду, что убийца пронзил жертву веткой этого дерева. И тогда это — уже не деталь, это — орудие убийства, что имеет прямую связь с подробностями свершения преступления.
Тут Талмуд отвлекается от основной темы для того, чтобы выяснить, о каком бен Бен Заккае идет речь. И спрашивает: может ли быть такое, что здесь говорится о великом мудреце Мишны — раби Йоханане бен Заккае?
Но раби Йоханан бен Заккай, — рассуждает Талмуд, — не был, как известно, членом Санѓедрина. Он прожил 120 лет. 40 из них занимался торговлей, еще 40 — учил Тору, потом еще 40 — Тору преподавал.
Далее Талмуд приводит информацию, что за 40 лет до разрушения Второго Храма Санѓедрин перенес свои заседания из двора Храма — в некое место в Иерусалиме, которое называлось Ханут (с тех пор Верховный суд уже не рассматривал дела об убийствах). И отмечает, что есть такая Мишна, в которой сказано, что после разрушения Второго Храма раби Йоханан бен Заккай постановил...
Что из этого следует? Что раби Йоханан бен Заккай жил и в те времена, когда Храма уже не было. А поскольку, как мы только что говорили, за 40 лет до его разрушения Санѓедрин дела об убийствах уже не разбирал, то получается, что раби Йоханан бен Заккай никак не мог участвовать в таком заседании. И, стало быть, разговор на нашем листе — совсем о другом человеке.
Однако, обсудив различные обстоятельства, Талмуд все же приходит к выводу, что Бен Заккай и раби Йоханан бен Заккай — один и тот же человек. И сообщает, что история, о которой упоминается на нашем листе (о черенках) произошла в период, когда раби был учеником и сидел на том самом заседании Санѓедрина среди других учеников — перед судьями. Поэтому Мишна и называет его просто, без звания — Бен Заккай...
Мы даем здесь эти рассуждения, чтобы показать, какие высокие требования предъявляет Талмуд к точности в воспроизведении имен Учителей.
Далее Талмуд приводит такую историю. Рав Каѓана и рав Сафра присутствовали на заседании мудрецов Торы (оно в чем-то походило на заседание Санѓедрина, хотя формально таковым не было), которое проходило в доме Рабы (великий Учитель Талмуда в Вавилоне; конец 3‑го века). Когда они вышли из дома Рабы, по дороге встретился им Рами бар Хама (Учитель Талмуда в Вавилоне, 4‑й век) и спросил:
— Что нового сказали в “Санѓедрине” в доме Рабы?
Ответили они ему вопросом на вопрос:
— А что нового у вас? Что не удалось тебе понять на заседании “Санѓедрина” в доме твоего Учителя?
Сказал им Рами бар Хама:
— Неясно мне, чем отличается расследования от проверок...
В посвященной этой теме Мишне, как нам известно (см. обзор листа 40), говорится: если один из свидетелей при расследовании произносит — “я не знаю”, его свидетельство не действительно, но если то же самое происходит при проверке, его показания принимаются.
Так и объяснили Рами бар Хаме рав Каѓана и рав Сафра. И подчеркнули: когда речь идет о месте и времени преступления (при расследовании), и один из свидетелей отвечает на заданный ему вопрос — “я не знаю”, а одни свидетели говорят про других, что в момент преступления те находились в совсем ином месте, лжесвидетельство (если оно имеет место) невозможно объявить злоумышленным.
При проверке же, когда обсуждаются обстоятельства, при которых произошло преступление, нет возможности обвинить свидетелей в злом умысле в принципе. И поэтому, если кто-то из них говорит: “я не знаю”, показание не отменяется.
Лист 42
В конце предыдущего листа Талмуд начинает, а на нашем — продолжает обсуждение темы молитвы на освящение новой луны (на иврите —кидуш левана).
Устная Тора постановила: каждый месяц после появления молодой луны следует произносить специальное благословение.
Талмуд задается вопросом: до какого числа месяца можно благословлять луну? И отвечает: до того момента, пока не заполнится ее “ущербность”?
Как это понимать?
Учитель Талмуда раби Яаков бен Иди говорит — до 7‑го.
В иешиве города Наѓардеа в Вавилоне называют другую дату — до 15‑го включительно.
Известно, что отсчет ведется от момента появления новой луны. А поскольку период, за которой луна проходит свой путь вокруг земли, продолжается 29 с половиной дней, молодая луна появляется до того, как мы объявляем новый месяц. Поэтому уже 15‑го числа не всегда ее можно благословлять — в этот день начинается ее “уменьшение”.
Тут следует спросить: почему вообще возник такой обычай?
Дело в том, что этим благословением мы благодарим Всевышнего за то, что в нашем мире происходит обновление. Без обновления мир не мог бы существовать. И вот, самое простое и очевидное для всех явление такого порядка — обновление месяца. Поэтому произносить кидуш леваначрезвычайно важно. Как сказал рав Аха бар Ханина от имени раби Аси (Учитель Талмуда в Эрец Исраэль; 4‑й век), а раби Аси знал это со слов раби Йоханана — “Тот, кто благословляет месяц, как будто бы благословляет Шехину — Присутствие Всевышнего в этом мире”.
От Учителей Мишны школы раби Ишмаэля (великий Учитель Мишны, 2‑й век) дошло до нас сообщение: если бы евреи с особой сосредоточенностью выполняли хотя бы эту заповедь, этого было бы достаточно для их освобождения.
Подчеркнем, что ивритское слово ходеш (месяц) происходит от слова хидуш, что в переводе на русский язык означает — “обновление”.
Попутно Талмуд приводит и другое высказывание рава Ахи бар Ханины — по поводу стиха из книги Мишлей (притч царя Шломо; во многих русских переводах Соломона): “С хитростью веди войну твою” (Мишлей, гл. 24, ст. 6). Рав Аха бар Ханина отмечает, что слово “хитрость” (в оригинале — тахбула) происходит от слова хавила (связка). И объясняет этот стих так: войну Торы (дискуссии по поводу положений Торы) может вести только тот, кто на высоком уровне знает Мишну (то есть в состоянии связать законы Торы с Мишной). Ибо нередко на сложные вопросы, которые возникают в процессе изучения Торы, можно найти в Мишне прямой ответ.
Рав Йосеф (великий Учитель Талмуда третьего поколения, начало 4‑го века), — сообщает Талмуд, — сравнивал себя по силе своих знаний Торы с быком, потому что свободно владел Мишной.
Со второй половины 42‑го листа начинается новая, шестая глава трактата, в которой продолжается обсуждение судебной процедуры.
В первой Мишне шестой главы читаем:
Закончился суд, в котором обвиняемого приговорили к смертной казни (к примеру, за убийство). Его выводят к месту казни, которое должно быть вне суда. Один человек стоит у выхода из помещения, где проходило судебное заседание, с флажками в руках. Другой (когда убийцу ведут по улице) скачет на лошади вслед за приговоренным. Он видит (одновременно) и заключенного и человека с флажками.
Один из судей или учеников говорит: “Могу привести смягчающее обстоятельство”. Тогда стоящий у выхода (из здания суда) поднимает флажок, человек на лошади скачет и останавливает процессию. И даже если сам убийца (по дороге к месту казни) скажет, что у него есть смягчающее обстоятельство, его возвращают в суд. (И так может повториться) четыре или пять раз. Но при условии, что в словах оправдания есть какой-то здравый смысл.
Талмуд задается вопросом: почему место казни должно находиться вне суда. И находит для этого две причины.
Первая. Чтобы не называли членов Санѓедрина убийцами.
Вторая. Чтобы предоставить виновному дополнительное время для того, чтобы он мог, пока его ведут на казнь, вспомнить, что все же есть у него смягчающее обстоятельство.
Как сказано в Мишне, убийцу, если он вспоминает или решается привести смягчающее обстоятельство, возвращают в суд до 4–5 раз, если в его словах есть здравый смысл. Талмуд уточняет: по поводу здравого смысла выясняют лишь на третий раз, но первые два — возвращают его в суд, даже если то, что он говорит, кажется бессмыслицей.
Лист 43
Мишна предыдущего листа (гл. 6 — см. обзор листа 42) сообщает, что приговоренного, даже в момент, когда его ведут на казнь, могут вернуть в зал суда, только на третий раз выясняя, есть ли в его новых доводах, которые он собирается выдвинуть в качестве смягчающих обстоятельств, здравый смысл.
Талмуд задается вопросом: как узнают, что в словах осужденного есть здравый смысл? И поясняет: посылают к нему двух учеников мудрецов Торы, и те, выслушав его, на месте решают, надо ли возвращать его в суд.
О том, что происходит в дальнейшем, говорит следующая Мишна:
Если нашли смягчающее обстоятельство, подсудимого освобождают, если — нет, его ведут к месту (где ему предстоит принять) наказание и объявляют: такой-то, сын такого-то приговорен за такое-то преступление; каждый, кто может привести смягчающее обстоятельство, пусть выйдет и скажет (об этом).
Обсуждая Мишну Талмуд добавляет, что в этот момент очень важно, чтобы преступник раскаялся в содеянном.
Сказал раби Иегошуа бен Леви (великий Учитель Талмуда первого поколения; Эрец Исраэль, середина 3‑го века): “Тот, кто, совершив преступление, победил свое дурное начало и раскаялся, проявил уважение к Творцу, что зачтется ему в этом мире и в будущем...”.
Еще сказал раби Иегошуа бен Леви: “Прежде, во времена Храма, человек, совершивший преступление, делал приношение и получал за это награду; а о том, у кого нет гордыни и потому он не оступается, говорится, будто он делает все приношения в Храм”.
Однако вернемся к Мишне.
Когда (участники процессии) приблизились к месту наказания на 10 локтей, — продолжает Мишна, — осужденному говорят: раскайся, ибо у всех раскаявшихся есть удел в будущем мире. А если он не умеет произносить исповедь, ему говорят, чтобы он повторил — “Пусть смерть моя будет искуплением за мои проступки”.
Источник этой Мишны Талмуд находит в Танахе (книга Иегошуа, гл. 7), в том месте, где приводится история Ахана.
Рассказывается про Ахана, что он был наделен дурным качеством — стремлением к наживе.
Это произошло во время захвата Иерихона. Предводитель еврейского воинства Иегошуа бин Нун строго настрого запретил евреям брать имущество жителей покоренного города. Но Ахан не удержался и тайно взял себе чужие драгоценности. Поступок Ахана привел к гибели 36 членовСанѓедрина. Так реализуется принцип коллективной ответственности.
Ахан действовал так, чтобы никто не видел его преступления. Но все же, по воле Всевышнего, был уличен и приговорен к смертной казни. Перед казнью Иегошуа вынудил его признаться во всем и раскаяться.
В книге Иегошуа (Танах) говорится: “За то, что ты бросил тень на нас, сегодня тебе тем же отплатит Всевышний”. На более глубоком уровне эти слова, как учит традиция, следует понимать так: “Раскаяние зачтется тебе, и в будущем мире ты будешь чист”.
Талмуд рассказывает, как был уличен Ахан.
Всевышний сказал Иегошуа бин Нуну: “Пойди и брось жребий”. Иегошуа сделал это, и жребий выпал на Ахана.
— И ты хочешь наказать меня по жребию?! — возмутился Ахан, обращаясь к Иегошуа бин Нуну.
Он имел в виду, что по еврейскому закону человека можно осудить только на основе свидетельских показаний.
Ответил ему Иегошуа:
— Не порочь жребий, Ахан! Ведь именно по жребию будет разделена между коленами сынов Израиля Эрец Исраэль... Признайся в содеянном и не будешь наказан.
Тогда Ахан признался во всем. И выяснилось, что это — далеко не первый его проступок.
Устная Тора сообщает, что Ахан нарушил все заповеди Торы. К примеру, много раз занимался мародерством. Кроме того, соблазнил чужую невесту. А это — очень серьезное преступление, за которое полагается смертная казнь.
Талмуд задается вопросом: как могло получиться, что преступления Ахана не обнаружились раньше, и не был он наказан задолго до описываемых здесь событий? И находит такой ответ: по известному принципу Торы, не наказываются евреи за прегрешения других, тех, кто совершал преступления тайно. А Ахан как раз тайно совершал все то, что совершил.
Однако этот принцип Торы действителен был в период, когда евреи были в пустыне, — говорят Учителя.
Применим ли он к народу, который вошел в Эрец Исраэль?
Тут позиции Учителей разошлись.
Но даже если в новых условиях и возлагается на сынов Израиля коллективная ответственность (то есть выше отмеченный принцип теряет силу), — вносит уточнение Талмуд, — то к Ахану это как будто бы не относится; ведь он крал еще до того как евреи расселились в Стране.
И объясняет: дело тут в том, что о преступлениях Ахана знали члены его семьи, но — молчали...
Лист 44
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать историю Ахана (см. обзор листа 43).
Итак, родственники Ахана знали о его преступлениях, но никому об этом не говорили. И вот взяли их и привели на то место, где Ахан должен был принять наказание. И это должно было стать наказанием для них. А вещи, которые Ахан незаконно присвоил, были сожжены...
Талмуд рассказывает, как это было.
Иегошуа бин Нун бросил украденные Аханом вещи перед Мишканом (переносным Храмом), “домом” Всевышнего, и сказал:
— Из-за этих вещей погибли 36 судей Санѓедрина...
На этом моменте Талмуд останавливается и выдвигает вопрос: действительно ли пострадали из-за Ахана 36 членов Санѓедрина?
В этом Учителя видят различные грани Истины. Раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век), в частности, говорит, что речь идет именно о таком числе пострадавших. Но с точки зрения раби Нехемии (коллега раби Иегуды), имеется в виду всего один человек — Яир бен Менаше, и количество “36” здесь употреблено в качестве иносказания, символизирующего столь высокий духовный уровень этого человека. Ибо он один был способен “заменить” большую часть Санѓедрина.
Рав Нахман (Учитель Талмуда второго-третьего поколения; 3‑й век), объясняя ситуацию, приводит цитату из Мишлей (Притчи царя Шломо): “Бедняк говорит с причитаниями, а богатый — с наглостью”. И расшифровывает эту фразу так: бросив украденные Аханом вещи “перед Всевышним”, Иегошуа бин Нун проявил неслыханную дерзость. Из-за его поведения и пострадал Санѓедрин.
Однако, вспоминает Талмуд, и Пинхас, сын Элазара, как сказано в Торе (Бамидбар), повел себя подобным же образом. Но заслужил за это похвалу Учителей. И выясняет, что “дерзость” Иегошуа состояла в другом. В том именно, что после гибели 36‑ти евреев он сказал Всевышнему: “Зачем Ты велел нам перейти Иордан? Лучше было бы нам еще на какое-то время остаться в пустыне”. И в этих словах он, получилось, выразил сомнение в справедливости заповедей Всевышнего, усомнился в необходимости перейти Иордан и войти в Эрец Исраэль в тот день, который Творец назначил для этого.
Ответил Всевышний Иегошуа бин Нуну: “Встань и иди...”. Иными словами, Творец указал ему, что он сам виноват в том, что случилось. Ибо от него, Иегошуа бин Нуна, исходил запрет брать трофеи в Иерихоне. И этот запрет стал причиной того, что Ахан тайком, незаконно взял там чужие драгоценности. А в результате погибли 36 праведников.
Рассказывает Талмуд, что во время осады Иерихона явился Иегошуа бин Нуну малах (некая духовная субстанция, осуществляющая связь Неба с землей) с обнаженным мечом в руке. Понял Иегошуа, что Творец гневается на евреев и спросил малаха:
— Из-за того послан ты, что мы за все время осады не делали приношений или потому, что накануне ночью не учили Тору?
Потому что не учили Тору... — ответил малах.
В ту же ночь Иегошуа, как сказано, “ночевал в глубоком месте”. Раби Йоханан (величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век) объясняет: выражение “глубокое место” означает — глубины ѓалахи (еврейского закона). То есть всю ночь он провел, углубившись в изучение еврейского закона.
И это показывает нам, что не меч, не стрелы защищают еврейский народ, но, прежде всего — глубокое изучение Торы...
| 